Быстрая ходьба еще сильнее разжигала его пыл; мысль о том, что там, позади него, оставалась, подвергаясь угрозе страшной мести, женщина, которую он любил, вернее — боготворил, как святую, недавно пережитое волнение, испытываемая усталость — все это приводило его в состояние величайшего душевного подъема.
Он вошел в Портсмут около восьми часов утра. Все население города было на ногах; на улицах и в гавани били барабаны, отъезжавшие войска направлялись к морю.
Фельтон подошел к адмиралтейству весь в пыли и поту; его лицо, обычно бледное, раскраснелось от жары и гнева. Часовой не хотел пропускать его, но Фельтон позвал начальника караула и, вынув из кармана приказ, который ему велено было доставить, заявил:
— Спешное поручение от лорда Винтера.
Услышав имя лорда Винтера, являвшегося, как было всем известно, одним из ближайших друзей его светлости, начальник караула приказал пропустить Фельтона, который к тому же был в мундире морского офицера.
Фельтон ринулся во дворец.
В ту минуту, когда он входил в вестибюль, туда же вошел какой-то запыхавшийся, весь покрытый пылью человек, оставивший у крыльца почтовую лошадь, которая, доскакав, рухнула на колени. Фельтон и незнакомец одновременно обратились к камердинеру Патрику, который пользовался полным доверием герцога.
Фельтон сказал, что он послан бароном Винтером; незнакомец отказался сказать, кем он послан, и заявил, что может назвать себя одному только герцогу. Каждый из них настаивал на том, чтобы пройти первым.
Патрик, знавший, что лорда Винтера связывают с герцогом и служебные дела и дружеские отношения, отдал предпочтение тому, кто явился от его имени. Другому гонцу пришлось дожидаться, и видно было, как он проклинает эту задержку.
Камердинер прошел с Фельтоном через большой зал, в котором ждала приема депутация от жителей Ла-Рошели во главе с принцем Субизом, и подвел его к дверям комнаты, где Бекингэм, только что принявший ванну, заканчивал свой туалет, уделяя ему, как всегда, очень большое внимание.
— Лейтенант Фельтон, — доложил Патрик. — Явился по поручению лорда Винтера.
— По поручению лорда Винтера? — повторил Бекингэм. — Впустите его.
Фельтон вошел. Бекингэм в эту минуту швырнул на диван богатый халат, затканный золотом, и стал надевать камзол синего бархата, весь расшитый жемчугом.
— Почему барон не приехал сам? — спросил Бекингэм. — Я ждал его сегодня утром.
— Он поручил мне передать вашей светлости, — ответил Фельтон, — что он весьма сожалеет, что не может иметь этой чести, так как ему приходится самому быть на страже в замке.
— Да-да, я знаю. У него есть узница.
— Об этой узнице я и хотел поговорить с вашей светлостью.
— Ну, говорите!
— То, что мне нужно вам сказать, никто не должен слышать, кроме вас, милорд.
— Оставьте нас, Патрик, — приказал Бекингэм, — но будьте поблизости, чтобы тотчас явиться на мой звонок. Я сейчас позову вас.
Патрик вышел.
— Мы одни, сударь, — сказал Бекингэм. — Говорите.
— Милорд, барон Винтер писал вам несколько дней назад, прося вас подписать приказ о ссылке, касающейся одной молодой женщины, именуемой Шарлоттой Баксон.
— Да, сударь, я ему ответил, чтобы он привез сам или прислал мне этот приказ, и я подпишу его.
— Вот он, милорд.
— Давайте.
Герцог взял из рук Фельтона бумагу и бегло просмотрел ее. Убедившись, что это тот самый приказ, о котором ему сообщал лорд Винтер, он положил его на стол и взял перо, собираясь поставить свою подпись.
— Простите, милорд… — сказал Фельтон, удерживая герцога. — Но известно ли вашей светлости, что Шарлотта Баксон — не настоящее имя этой молодой женщины?
— Да, сударь, это мне известно, — ответил герцог и обмакнул перо в чернила.
— Значит, ваша светлость знает ее настоящее имя?
— Я его знаю.
Герцог поднес перо к бумаге. Фельтон побледнел.
— И, зная это настоящее имя, вы все-таки подпишете, ваша светлость?
— Конечно, и нисколько не задумываясь.
— Я не могу поверить, — все более резким и отрывистым голосом продолжал Фельтон, — что вашей светлости известно, что дело идет о леди Винтер…
— Мне это отлично известно, но меня удивляет, как вы это можете знать?
— И вы без угрызения совести подпишете этот приказ, ваша светлость?
Бекингэм надменно посмотрел на молодого человека:
— Однако, сударь, вы предлагаете мне странные вопросы, и я поступаю очень снисходительно, отвечая вам!
— Отвечайте, ваша светлость! — сказал Фельтон. — Положение гораздо серьезнее, чем вы, быть может, думаете.
Бекингэм решил, что молодой человек, явившись по поручению лорда Винтера, говорит, конечно, от его имени, и смягчился.
— Без всякого угрызения совести, — подтвердил он. — Барону, как и мне, известно, что леди Винтер большая преступница и что ограничить ее наказание ссылкой почти равносильно тому, чтобы помиловать ее.
Герцог пером коснулся бумаги.
— Вы не подпишете этого приказа, милорд! — воскликнул Фельтон, делая шаг к герцогу.
— Я не подпишу этого приказа? — удивился Бекингэм. — А почему?
— Потому что вы заглянете в свою душу и воздадите миледи справедливость.
— Справедливость требовала бы отправить ее в Тайберн. Миледи — бесчестная женщина.
— Ваша светлость, миледи — ангел, вы хорошо это знаете, и я прошу вас дать ей свободу!
— Да вы с ума сошли! Как вы смеете так говорить со мной?
— Извините меня, милорд, я говорю, как умею, я стараюсь сдерживаться… Однако подумайте о том, милорд, что вы намерены сделать, и опасайтесь превысить меру!