— Итак… за ваше здоровье, господин… как ваше имя?
— Буаренар.
— Господин Буаренар!
— За ваше, милостивый государь! Как ваше уважамое имя, разрешите теперь спросить?
— Д'Артаньян.
— За ваше здоровье, господин дАртаньян!
— А главное — вот за чье здоровье! — крикнул д'Артаньян словно в порыве восторга. — За здоровье короля и за здоровье кардинала!
Будь вино плохое, начальник стражников, быть может, усомнился бы в искренности д’Артаньяна, но вино было хорошее, и он поверил.
— Что за гадость вы проделали? — сказал Портос, когда глава альгвазилов удалился вслед за своими подчиненными и четыре друга остались одни. — Как не стыдно! Четверо мушкетеров позволяют арестовать несчастного, прибегшего к их помощи! Дворянин пьет с сыщиком!
— Портос, — заметил Арамис, — Атос уже сказал тебе, что ты глупец, и мне приходится с ним согласиться… Д'Артаньян, ты великий человек, и, когда ты займешь место господина де Тревиля, я буду просить тебя оказать покровительство и помочь мне стать настоятелем монастыря.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Портос. — Вы одобряете поступок д'Артаньяна?
— Еще бы, черт возьми! — сказал Арамис. — Не только одобряю то, что он сделал, но даже поздравляю его.
— А теперь, господа, — произнес д'Артаньян, не пытаясь даже объяснить Портосу свое поведение, — один за всех и все за одного — это отныне наш девиз, не правда ли?
— Но… — начал было Портос.
— Протяни руку и клянись! — в один голос воскликнули Арамис и Атос.
Сраженный их примером, все же бормоча что-то про себя, Портос протянул руку, и все четверо хором произнесли слова, подсказанные им д'Артаньяном:
— Все за одного, один за всех!
— Отлично. Теперь пусть каждый отправляется к себе домой, — сказал д'Артаньян, словно бы он всю жизнь только и делал, что командовал. — И будьте осторожны, ибо с этой минуты мы вступили в борьбу с кардиналом.
Мышеловка отнюдь не изобретение наших дней. Как только общество изобрело полицию, полиция изобрела мышеловку.
Принимая во внимание, что читатели наши не привыкли еще к особому языку парижской полиции и что мы впервые за пятнадцать с лишним лет нашей сочинительской работы употребляем такое выражение применительно к этой штуке, постараемся объяснить, о чем идет речь.
Когда в каком-нибудь доме, все равно в каком, арестуют человека, подозреваемого в преступлении, арест этот держится в тайне. В первой комнате квартиры устраивают засаду из четырех или пяти полицейских, дверь открывают всем, кто бы ни постучал, захлопывают ее за ними и арестовывают пришедшего. Таким образом, не проходит и двух-трех дней, как все постоянные посетители этого дома оказываются под замком.
Вот что такое мышеловка.
В квартире г-на Бонасье устроили именно такую мышеловку, и всех, кто там появлялся, задерживали и допрашивали люди г-на кардинала. Так как в помещение, занимаемое д'Артаньяном во втором этаже, вел особый ход, то его гости никаким неприятностям не подвергались.
Приходили к нему, впрочем, только его три друга. Все трое занимались розысками, каждый по-своему, но пока еще ничего не нашли, ничего не обнаружили. Атос решился даже задать несколько вопросов г-ну де Тревилю, что, принимая во внимание обычную неразговорчивость славного мушкетера, крайне удивило капитана. Но де Тревиль ничего не знал, кроме того, что в тот день, когда он в последний раз видел кардинала, короля и королеву, кардинал казался озабоченным, король как будто был чем-то обеспокоен, а покрасневшие глаза королевы говорили о том, что она либо не спала ночь, либо плакала. Последнее обстоятельство его не поразило: королева со времени своего замужества часто не спала по ночам и много плакала.
Г-н де Тревиль на всякий случай все же напомнил Атосу, что он должен преданно служить королю и особенно королеве, и просил передать это пожелание и его друзьям.
Что же касается д'Артаньяна, то он засел у себя дома. Свою комнату он превратил в наблюдательный пункт. В окно он видел всех, кто приходил и попадался в западню. Затем, разобрав паркет, так что от нижнего помещения, где происходил допрос, его отделял один только потолок, он получил возможность слышать все, что говорилось между сыщиками и обвиняемым. Допросы, перед началом которых задержанных тщательно обыскивали, сводились почти неизменно к следующему:
«Не поручала ли вам госпожа Бонасье передать что-нибудь ее мужу или другому лицу?»
«Не поручал ли вам господин Бонасье передать что-нибудь его жене или другому лицу?»
«Не поверяли ли они вам устно каких-нибудь тайн?»
«Если бы им что-нибудь было известно, — подумал д'Артаньян, — они не спрашивали бы о таких вещах. Теперь вопрос: что, собственно, они стремятся узнать? Очевидно, находится ли Бекингэм в Париже и не было ли у него или не предстоит ли ему свидание с королевой».
Д'Артаньян остановился на этом предположении, которое, судя по всему, не было лишено вероятности.
А пока мышеловка действовала непрерывно, и внимание д'Артаньяна не ослабевало.
Вечером, на другой день после ареста несчастного Бонacье после ухода Атоса, который отправился к г-ну де Тревилю, едва часы пробили девять и Планше, еще не постеливший на ночь постель, собирался приняться за это дело, кто-то постучался с улицы во входную дверь. Дверь сразу же отворилась, затем захлопнулась: кто-то попал в мышеловку.
Д'Артаньян бросился к месту, где был разобран пол, лег навзничь и весь превратился в слух.